Ирена, с одной стороны, это некий писатель, к творчеству которого мы неровно дышим (отнюдь не только потому, что он Габен). Рассказ (эссе) весь - гимн чувственному удовольсвию, гимн слиянию с природой и простым чувственным наслаждениям.
...Мне нужно раздеться донага и броситься в море, растворить в нем пропитавшие меня земные запахи и своим телом сомкнуть объятия, о которых издавна, прильнув устами к устам, вздыхают земля и море. Я вхожу в воду, словно в холодную смолу, и у меня пере-хватывает дыханье; потом ныряю; шумит в ушах, течет из носу, горько во рту, и я плыву – руки взлетают из воды, блестящие, будто покрытые ла-ком и позлащенные солнцем, сгибаются и опускаются, играя каждым муску-лом; вода струится вдоль тела, я с шумом отталкиваюсь ногами, попирая волну, и – нет передо мной горизонта. На берегу я падаю на песок, вновь обретая тяжесть костей и плоти, и безвольно лежу, одуревший от солнца, изредка поглядывая на свои руки и следя, как с них скатываются капельки воды и там, где кожа высыхает, показываются золотистый пушок и пятнышки соли. Здесь я понимаю, что такое избранничество: это право безмерно любить. Есть лишь одна любовь в этом мире. Сжимать в объятиях тело женщины – то же, что вбирать в себя странную радость, которая с неба нисходит к морю. Сейчас я брошусь наземь и, валяясь по полыни, чтобы пропитаться ее запахом, буду сознавать, что поступаю согласно истинной природе ве-щей, в силу которой солнце светит, а я когда-нибудь умру.
С другой стороны, здесь же, в середине текста проскальзывает процитированная мною фраза. Это, на мой взгляд, противоречие, и оно говорит каждому о своем (или ни о чем), мне - об очень многом.
С третьей, это просто та самая книга, о которой шла речь в предыдущем посте. Мы развлекались, сидя на работе, а у Аэриса под рукой не оказалось другого текста подходящего размера. Вот так, клепая игрушку для момок, порой находишь ответ на один из главных вопросов жизни.))
...Мне нужно раздеться донага и броситься в море, растворить в нем пропитавшие меня земные запахи и своим телом сомкнуть объятия, о которых издавна, прильнув устами к устам, вздыхают земля и море. Я вхожу в воду, словно в холодную смолу, и у меня пере-хватывает дыханье; потом ныряю; шумит в ушах, течет из носу, горько во рту, и я плыву – руки взлетают из воды, блестящие, будто покрытые ла-ком и позлащенные солнцем, сгибаются и опускаются, играя каждым муску-лом; вода струится вдоль тела, я с шумом отталкиваюсь ногами, попирая волну, и – нет передо мной горизонта. На берегу я падаю на песок, вновь обретая тяжесть костей и плоти, и безвольно лежу, одуревший от солнца, изредка поглядывая на свои руки и следя, как с них скатываются капельки воды и там, где кожа высыхает, показываются золотистый пушок и пятнышки соли.
Здесь я понимаю, что такое избранничество: это право безмерно любить. Есть лишь одна любовь в этом мире. Сжимать в объятиях тело женщины – то же, что вбирать в себя странную радость, которая с неба нисходит к морю. Сейчас я брошусь наземь и, валяясь по полыни, чтобы пропитаться ее запахом, буду сознавать, что поступаю согласно истинной природе ве-щей, в силу которой солнце светит, а я когда-нибудь умру.
С другой стороны, здесь же, в середине текста проскальзывает процитированная мною фраза. Это, на мой взгляд, противоречие, и оно говорит каждому о своем (или ни о чем), мне - об очень многом.
С третьей, это просто та самая книга, о которой шла речь в предыдущем посте. Мы развлекались, сидя на работе, а у Аэриса под рукой не оказалось другого текста подходящего размера. Вот так, клепая игрушку для момок, порой находишь ответ на один из главных вопросов жизни.